Андерс де ла Мотт - Игра [Geim]

Помимо электроники, какой-то хоть сколько-либо ценной обстановки в квартире не было. Просиженный диван, пара стульев с разболтавшимися ножками и журнальный столик. Эти вещи они купили, когда отправили на продажу вещи отца.

В спальне по-прежнему стоит скрипучая мамина кровать из сосны. Одеяло и простыни валяются на полу. Ребекка не могла поверить, что он сохранил эту кровать. Конечно, мама умерла в клинике в Эрсте, но все же…

Единственным украшением голых стен был плакат с выставки компьютерных игр.

— «Dreamhack-07» — крупнейшая в мире выставка компьютерных игр, — бормотала она себе под нос, сгребая в кучу одежду и засовывая ее в разные мешки. Даже у Ребеккиной филантропии есть границы, так что большая часть пойдет в ближайший контейнер по сбору вещей для стран третьего мира.

На книжных полках стоит множество DVD с фильмами, многие — явно пиратские копии. Ребекка провела пальцем по пыльным корешкам футляров. Преобладают фильмы про гангстеров, на втором месте — американские боевики, на твердом третьем — впечатляющая коллекция кино для взрослых. Но было на полках и довольно много хороших старых лент, и она даже подумала, не взять ли ей кое-какие домой, чтобы посмотреть. Но только вот когда же у нее будет на это время?

Стояли на полках и книги, что совершенно неудивительно. Хенке любил читать с самого детства.

Сначала она ему помогала, но брат быстро научился грамоте и уже в шесть лет читал так же быстро, как она. У отца в ящике лежала стопка старой классики в иллюстрациях, и Хенке несколько раз ее просматривал. Очевидно, именно эти комиксы про Робинзона Крузо и Моби Дика способствовали тому, что он дотягивал до положительной оценки по шведскому языку на протяжении всей средней школы. Десять минут с рисованной версией какой-нибудь книги, и он уже мог выдавать себя за начитанного мальчика.

В этом весь Хенке, черт побери! Мастер находить обходные пути.

Ребекка не удержалась и улыбнулась. Несмотря на все его недостатки, в компании братца невозможно было соскучиться. Когда он подрос, она стала брать его с собой в районную библиотеку. Там они проводили время после школы, вместо того чтобы идти домой. Ребекка заставляла его делать уроки, шантажируя тем, что иначе не даст читать комиксы. Библиотека была для них убежищем, тихим местом, где они могли на несколько часов отрешиться от забот, особенно когда мама уже заболела и постоянно находилась на взводе.

Запах книг у Ребекки по-прежнему ассоциировался с чувством безопасности. Часто они сидели там до самого закрытия библиотеки, пока добрым тетенькам не приходилось их выставлять на улицу.

Такое чувство, что с тех пор прошло лет сто.

На самой нижней полке стоит фотоальбом. Коричневая пластиковая обложка и склеившиеся страницы. Эти фотографии Ребекка видела уже множество раз, но не удержалась от того, чтобы взглянуть на них снова. Среди них были и весьма хорошие снимки. Иногда жизнь даже была вполне нормальной. Как, например, когда они поехали в отпуск и жили в палатке в Рэттвике: она сама, мама и Хенке в расписных деревянных сабо щурятся в камеру. Брат и мать — смеющиеся блондины, она сама — темноволосая, как отец, и смотрит более серьезно. Фотографировал, конечно, он; длинная тень на земле — единственное, что говорит о его присутствии. Изображение отца с более близкого ракурса едва ли могло очутиться в альбоме Хенке, в этом она твердо убеждена.

И Ребекка поняла, что именно это летнее фото начала восьмидесятых многое объясняет о том, какая у них семья. Мама с Хенке всегда были довольно близки, а сама Ребекка — папина дочка. Как и мама, она делала все, чтобы ему угодить, хоть он, как правило, обращался с обеими как с пустым местом. Папа был человек серьезный и чаще всего предпочитал собственное общество. Улыбался редко, почти никогда не смеялся… Во всяком случае, она не помнила его смеха. Единственное, что было ему интересно, — это работа: что-то связанное с продажами. Но Ребекка не помнила других подробностей, кроме того, что он часто бывал в отъезде. Иногда от него приходила открытка, изредка в пакетах из магазинов беспошлинной торговли было что-то еще, помимо бутылок со спиртным. Конфеты, духи или, может быть, небольшая дешевая игрушка из сувенирного магазина в аэропорту, если поездка оказывалась удачной и он возвращался в хорошем настроении.

В те редкие дни, когда папа был дома, он предпочитал, чтобы его не беспокоили. Как правило, он закрывался в своем маленьком чуланчике с книгой и бутылкой. Остальные члены семьи его просто-напросто не интересовали. Они были для него неизбежным отвлекающим фактором, с которым он вынужден мириться, в основном для проформы. А в последние годы он все больше стал злиться из-за того, как сложилась его жизнь. Его так и не оценили в той степени, в которой он, по собственному мнению, этого заслуживал.

Начатые им своего рода мемуары, призванные принести заслуженную награду, напротив, еще больше разбередили его неудовлетворенность, особенно когда оказалось, что никто не хочет их издавать. После его смерти они их сожгли. Вывезли за город и спалили всю кипу на площадке для пикников. Мелко исписанные листы сгорели за пару минут.

Никто из троих, даже мама, не прочел ни строчки. Но, несмотря на отношение к нему Хенке, папа на самом деле не был злым человеком, отнюдь нет! Уже будучи взрослой, Ребекка поняла, что его поведение было своего рода ущербностью. Просто некоторые люди начисто лишены эмпатии и поэтому не в состоянии показать любовь.

А бедная мама делала все, что могла. Стоило ему только глазом моргнуть, она уже бегала вокруг на задних лапках и делала все, чтобы он был в хорошем настроении. Затем мамин мир погрузился во тьму болезни и выпивки, призванной подавить страх. И тогда ответственность за то, чтобы все в доме было так, как хочется папе, уже легла на ее, Ребеккины, плечи.

На самом деле нет ничего странного в том, что она влюбилась в Дага. Ведь он просто был более молодой версией ее собственного отца. И все, что требовалось, — это немного интереса с его стороны. В отличие от отца, Даг мог быть на удивление щедрым на проявление чувств, когда он был в правильном настроении. Мог прийти с цветами и подарками, рассказывать на весь мир о том, какая она потрясающая, и блистать в роли любящего бойфренда. Неудивительно, что Ребекка сдалась без боя, и он сделал предложение уже через несколько месяцев. Так она нашла себе новый авторитет, перед которым склонялась и так и эдак, — еще одного человека, чью любовь пыталась заслужить путем самопожертвования.

Как если бы это с ней было что-то не так.

Фу, черт, как легко думать задним умом…

Хенрик же, наоборот, был шумным и подвижным ребенком. Любил играть в буйные игры, иногда отражавшиеся на обстановке их квартиры, и это, конечно, не могло нравиться отцу, особенно если он успевал принять чего-нибудь горячительного после работы… Тогда появлялся ремень, а папа был не из тех, кто мог сдержаться. Он бил и бил, несмотря на то что и она, и мама умоляли его прекратить. Пока кто-нибудь из них не бросался на Хенрика, чтобы закрыть его собой и прекратить, наконец, очередной кошмар.

Больницу она помнила прекрасно. Взгляды персонала и то, как крепко она держала отца за руку. Его наигранно спокойный голос: «Да нет, доктор, Хенрик просто упал с лестницы. Он такой шалун».

Она неосознанно прикусила нижнюю губу.

Ей всегда нужно было действовать быстро, вовремя убирать Хенке, прежде чем ситуация выйдет из-под контроля. Следить за тем, чтобы и младший брат, и отец оставались в хорошем настроении, чтобы дома не было трений. Мама тоже очень старалась — по крайней мере сначала. Но с тех пор, как болезнь стала брать свое и отвлекать большую часть ее внимания, она уже не могла, а может быть, и не хотела ничего делать. И тут папа наконец-то заметил мамино существование. Как ни странно это звучит, но, видимо, именно алкоголь и жалость к самим себе в итоге сблизили маму с отцом. У них появились общие интересы и темы для разговоров. Так что со временем Ребекке пришлось в одиночестве заботиться о сохранении хрупкого равновесия в их доме. Всегда быть начеку, постоянно готовой вмешаться, почти как на нынешней работе. Сначала защитить Хенке от отца, а впоследствии уже от него самого.

Школьные прогулы, дурные компании и курение травки — все это, по крайней мере поначалу, скорее всего было чем-то вроде мести. А потом уже, пожалуй, оправданием того, что ему было просто наплевать на всех и вся…

Ребекка поленилась разъединить склеившиеся страницы альбома, поэтому к следующему, случайно открытому листу прошло уже десять лет. Она закончила школу и сидит за празднично накрытым столом в их старой квартире.

Они с Дагом, влюбленные, улыбаются в объектив. Он обнимает ее за плечи, а она прильнула — наверное, чересчур плотно — к его широкой груди. Это выглядит так, как будто он держит ее силой. Она кажется радостной, даже счастливой в своей белой студенческой фуражке и светлом летнем платье. Несмотря на то что с их знакомства прошло всего полгода, у нее на пальце блестит кольцо. Возможно, это уже ретроспективное искажение, но, внимательно приглядевшись, Ребекка ловит себя на мысли, что счастливая улыбка не распространяется на ее глаза. Будто счастье на фотографии — лишь фасад.